Разгорелась в Google+ дискуссия по поводу фотопереосмысления “Тайной вечери” Да Винчи. В результате все скатилось к не к ночи помянутому Дэну Брауну и поисками Марии Магдалины на картине в том месте, где художник изобразил Иоанна. Объяснять, почему Иоанн безбород и женоподобен (и самое главное—что это значит с точки зрения человека Возрождения) в комментариях нереально, поэтому рассказываю здесь. По сути, это ликбез культурной антропологии, без которого понять современные социальные законы весьма затруднительно.
Начать придется издалека: с того, как обезьяна взяла в руки орудия труда, из-за этого встала на задние лапы и начала превращаться в человека. Собственно, наши родственники и сейчас периодически это делают, но волшебства почему-то не происходит:) Разница—в самой первой человекообразной социальной придумке: обезьяна в базовой комплектации таскает своих детей на себе, руки у нее таким образом постоянно заняты, и те самые орудия труда постоянно использовать невозможно; продвинутая же обезьяна—наш предок—придумала детский сад (одна обезьяна присматривает, остальные добывают пищу). Таким образом ареал обитания стаи из хаотично заселенного отдельными парами превратился в четко структурированную систему: статусная зона с детьми, больными и стариками в центре, далее промежуточная кольцевая зона, в которой занимаются собирательством, далее зона разведки (позже—охоты), ну а за ней все остальное.
Как только произошел этот толчок, развитие пошло достаточно быстро, и зоны расслоились по гендерному признаку: семейная зона в центре (позже добавится кладбище), женская зона собирательства и позже земледелия в середине, мужская зона охоты и позже войны—на границе с “диким полем”. Чтобы не путаться, введу термины: статусная зона, зона перехода и маргинальная зона соответственно. Получается схемка, похожая на мишень:)
Почему она важна? Потому что это рельсы, по которым поехало социальное и психологическое развитие человека от царя гороха до сих пор. Понятно, что в статусной и маргинальной зонах (про женскую зону перехода будет отдельный пост) действуют совершенно разные законы выживания и ставятся принципиально разные задачи. И смысл заключается в том, что человек (т.е. man, мужчина), вынужден выполнять 2 взаимоисключающих роли. Древние были практичными ребятами, иначе бы не выжили, так что решали вопрос магически, с помощью ритуалов, на которых и вырос наш половой вопрос:) Современные мужчины тоже решают этот вопрос с помощью ритуалов, просто других и не отдавая себе в этом отчета.
Работает эта схема и сейчас, как на макро-, так и на микроуровне. Любой дачник или фермер начинает постройку дома с ограждения участка: ограждается от дикого поля и формирует статусную зону. Любой город стоится по принципу богатого статусного центра и маргинальных окраин. В любом баре мира, если собеседник нарывается, ему скажут: “Выйдем—поговорим”, т.е. совершим переход из статусной зоны, где драться человек не имеет морального права, в маргинальную, где неправильно как раз обратное—не дать в бубен за оскорбление:) Любое социально-культурное явление упирается корнями в нашу схему перехода, точнее, было придумано для того, чтобы ритуально оформить этот самый переход. Я не специалист в психоанализе, но тройственная структура личности—Я, Сверх-Я и Оно—по-моему, тоже из этой оперы.
Итак, в социуме рождается ребенок. До определенного возраста это и физически, и психологически, и социально некое “оно”, пола не имеющее (мальчиков и девочек вплоть до 20 века одевали одинаково, да и сейчас у парней есть возраст, до которого носить к примеру колготки—нормально и с его точки зрения, и с точки зрения родителей). Постепенно “оно” растет, и, предположим, внезапно выясняется, что это мальчик:) Ему пора становиться мужчиной, но с точки зрения древних, это штука не постепенная, а единоразовая. Мальчик проходит инициационный обряд, в результате которого “оно” умирает и появляется юноша. Для древних это было не фигурой речи, а констатацией факта: например, после инициации мальчику давали новое имя. Причем тут надо понимать, что наши предки были достаточно прямолинейны: умирать—так умирать полноценно, так что инициация—это очень больно.
С новым именем юноша получает легкое оружие (типа лука или короткого меча) и право выходить в маргинальную зону. Но тут есть важный нюанс: человеком, т.е. мужчиной, он от этого не становится. Маргинальная зона—это такая узкая прослойка, отделяющая мир людей от хтонического дикого поля, полного враждебной магии. Это опять же не фигура речи: не случайно “враг” и “ворожить”, а также “чудо”, “чудовище” и “чужой”—однокоренные слова. Ясное дело, что с магической точки зрения маргинальной зоне такое соседство на благо не идет: она “нечистая”, зараженная, соответственно, и те, кто в ней находится, поражены этой доисторической “радиацией”. Это отправная точка социальной эволюции: религию и, как следствие, культуру придумали именно здесь с целью отгородиться от скверны.
Ну тут все понятно, древние, повторюсь, ребята практичные. Если ты придумал себе бога огорода и плохо ему помолился, морковка у тебя не взойдет. Это плохо, но не смертельно: ты можешь ее купить, обменять на собственную жену, украсть и т.п. А вот если ты придумал себе бога войны и плохо ему помолился—ну, шанса исправиться тебе не дадут.
Так что юноша в диком поле с точки зрения статусной зоны—это не мужчина, а магическое потустороннее существо с задачей убивать. “Кровавый” во многих индоевропейских языках (например, английское bloody)—это словечко, функционально близкое к мату. Магическим символом такого существа в индоевропейской традиции является волк/пес: отсюда, к примеру, мифы об оборотнях. Отсюда же—тематика ругательств (сука, кобель и т.д., сам мат в определенной среде называется “песьей лаей”). То есть хочешь жестоко оскорбить мужчину—скажи ему, что он волк, маргинал, (либо по поведению, либо рожден волчицей-сукой). Отсюда же вся заморочка с гомосексуализмом: в одно и то же время в одном и том же греческом обществе сосуществуют Фиванский непобедимый отряд, состоящий исключительно из любовников (и Фивы этим гордятся), и преследование Сократа за педерастию., в результате которого он выпил йаду:) Объясняется все просто: на границе с женщинами проблемно, а еще холодно, голодно и хочется к маме, плюс умереть ты можешь в любой момент, и у тебя товарищ под боком с теми же волнениями и потребностями. Так что в маргинальной зоне гомосексуализм естественен, в ряде обществ типа спартанского и фиванского—даже обязателен. Но если ты с таким “уставом” придешь в статусную зону—тебя мягко горя не одобрят. Продемонстрировав свою волчью сущность с статусной зоне любым способом (будь то драка или педерастия—несущественно), ты с античной точки зрения принесешь “приграничную радиацию”, скверну, тем самым испортив карму места. По этой причине гомосексуальная тематика занимает в хит-параде ругательств почетное второе место после волчьей:)
Итак, молодой юноша—существо бесполое, это не человек, а волк. Он на изображениях всегда безбород, длинноволос, вооружен легким “пацанским” оружием и нечист. Похожая штука—с незамужними девушками: они до замужества также пола не имеют (тут своя специфика, о девах и жрецах—в следующем посте). Поэтому и изображаются маргиналы в манере унисекс. Этот способ изображения работает всю историю развития культуры, от наскальных росписей до современных гламурных журналов. Этот же способ считается “гламурным” и “красивым” потому, что отбор спутника жизни проходит на маргинальной стадии развития личности. Поэтому художник, изображая безбородого, с мягкими чертами лица Ахиллеса на вазе, не имеет в виду ничего оскорбительного. Поэтому же скальд, рассказывающий, как Ахиллес наряжался в женское платье, чтобы не идти на Троянскую войну, не рискует получить в глаз даже от самого Ахиллеса. Поэтому же мужественный и героический Ахиллес пол-Илиады трахает Патрокла, а потом еще и плачет над его могилой. Маргинал не может быть “пидарасом” просто в силу того, что пола у него нет:) Все оскорбительные заморочки по поводу пола—из статусной зоны, когда человека (т.е. женатого мужчину) магически приравнивают к волку и тем самым портят ему карму.
Что происходит дальше? Волчонок учится, набирается ума-разума и героических плюсов в карму, пока эти плюсы не достигают критической массы. Для этого, понятно дело, надо сходить за тридевять земель, замочить Кощея и добыть себе Василису. Только после этого инициационная волчья стадия завершается, и волк получает право стать человеком, т.е. получить статусное оружие, поселиться в статусной зоне и завести семью. Волк магически умирает, и появляется человек, собственно man. Он уже обязательно женат (женитьба—это обязательное условие, своеобразный обряд “обтирания топора” и очищения от скверны), бородат, коротко стрижен и носит двуручник (либо как вариант меч и щит), так что все рыцарские легенды о мальчиках, вытаскивающих меч из камня, как раз о магическом превращении. И собственно вопрос пола встает только сейчас.
Берем любую сказку. Некий Иван-царевич уезжает, устраивает кровавую баню и добывает себе жену. Все. Что было до—рассказчик не объясняет, потому что 10-летний и 20-летний Иван-царевич—это разные люди с разными именами. Что было после—рассказчик тоже не объясняет, потому что после этой истории Иван-царевич умер, а его место занял Иван-царь, и эти ребята—тоже абсолютно разные ребята. Дитя-царевич—оно, Иван-царевич—волк, Иван-царь—он. Причем такое превращение происходит каждый раз, когда мужчина выходит из статусной зоны в маргинальную, поэтому все походы на войну и возвращения домой по сей день сопровождаются однотипными в разных культурах ритуалами. Активно воюющий античный мужик мог умирать десятки раз за свою жизнь:) В случае с баром и “выйдем—поговорим” происходит то же самое, но уже на подсознательном уровне.
Ну а теперь по сабжу, в качестве иллюстрации. Иоанн—самый младший из апостолов, так что он маргинал по определению. К тому же его история (а значит—его инициация с последующим превращением в мужчину) фактически начинается уже после Тайной вечери, до распятия Христа он функционирует как “бесплатное приложение” к остальным. Поэтому на абсолютно всех изображениях в католической традиции он длинноволос, безбород и изображен в манере унисекс. Тут культурный код даже сработал дважды. Во-первых, общая тенденция восприятия никуда не делась, а во-вторых, главный тезис Ренессанса—это возрождения античности, так что тут еще повлиял, что называется, античный тренд.
Начать придется издалека: с того, как обезьяна взяла в руки орудия труда, из-за этого встала на задние лапы и начала превращаться в человека. Собственно, наши родственники и сейчас периодически это делают, но волшебства почему-то не происходит:) Разница—в самой первой человекообразной социальной придумке: обезьяна в базовой комплектации таскает своих детей на себе, руки у нее таким образом постоянно заняты, и те самые орудия труда постоянно использовать невозможно; продвинутая же обезьяна—наш предок—придумала детский сад (одна обезьяна присматривает, остальные добывают пищу). Таким образом ареал обитания стаи из хаотично заселенного отдельными парами превратился в четко структурированную систему: статусная зона с детьми, больными и стариками в центре, далее промежуточная кольцевая зона, в которой занимаются собирательством, далее зона разведки (позже—охоты), ну а за ней все остальное. Как только произошел этот толчок, развитие пошло достаточно быстро, и зоны расслоились по гендерному признаку: семейная зона в центре (позже добавится кладбище), женская зона собирательства и позже земледелия в середине, мужская зона охоты и позже войны—на границе с “диким полем”. Чтобы не путаться, введу термины: статусная зона, зона перехода и маргинальная зона соответственно. Получается схемка, похожая на мишень:)
Почему она важна? Потому что это рельсы, по которым поехало социальное и психологическое развитие человека от царя гороха до сих пор. Понятно, что в статусной и маргинальной зонах (про женскую зону перехода будет отдельный пост) действуют совершенно разные законы выживания и ставятся принципиально разные задачи. И смысл заключается в том, что человек (т.е. man, мужчина), вынужден выполнять 2 взаимоисключающих роли. Древние были практичными ребятами, иначе бы не выжили, так что решали вопрос магически, с помощью ритуалов, на которых и вырос наш половой вопрос:) Современные мужчины тоже решают этот вопрос с помощью ритуалов, просто других и не отдавая себе в этом отчета.
Работает эта схема и сейчас, как на макро-, так и на микроуровне. Любой дачник или фермер начинает постройку дома с ограждения участка: ограждается от дикого поля и формирует статусную зону. Любой город стоится по принципу богатого статусного центра и маргинальных окраин. В любом баре мира, если собеседник нарывается, ему скажут: “Выйдем—поговорим”, т.е. совершим переход из статусной зоны, где драться человек не имеет морального права, в маргинальную, где неправильно как раз обратное—не дать в бубен за оскорбление:) Любое социально-культурное явление упирается корнями в нашу схему перехода, точнее, было придумано для того, чтобы ритуально оформить этот самый переход. Я не специалист в психоанализе, но тройственная структура личности—Я, Сверх-Я и Оно—по-моему, тоже из этой оперы.
Итак, в социуме рождается ребенок. До определенного возраста это и физически, и психологически, и социально некое “оно”, пола не имеющее (мальчиков и девочек вплоть до 20 века одевали одинаково, да и сейчас у парней есть возраст, до которого носить к примеру колготки—нормально и с его точки зрения, и с точки зрения родителей). Постепенно “оно” растет, и, предположим, внезапно выясняется, что это мальчик:) Ему пора становиться мужчиной, но с точки зрения древних, это штука не постепенная, а единоразовая. Мальчик проходит инициационный обряд, в результате которого “оно” умирает и появляется юноша. Для древних это было не фигурой речи, а констатацией факта: например, после инициации мальчику давали новое имя. Причем тут надо понимать, что наши предки были достаточно прямолинейны: умирать—так умирать полноценно, так что инициация—это очень больно.
С новым именем юноша получает легкое оружие (типа лука или короткого меча) и право выходить в маргинальную зону. Но тут есть важный нюанс: человеком, т.е. мужчиной, он от этого не становится. Маргинальная зона—это такая узкая прослойка, отделяющая мир людей от хтонического дикого поля, полного враждебной магии. Это опять же не фигура речи: не случайно “враг” и “ворожить”, а также “чудо”, “чудовище” и “чужой”—однокоренные слова. Ясное дело, что с магической точки зрения маргинальной зоне такое соседство на благо не идет: она “нечистая”, зараженная, соответственно, и те, кто в ней находится, поражены этой доисторической “радиацией”. Это отправная точка социальной эволюции: религию и, как следствие, культуру придумали именно здесь с целью отгородиться от скверны.
Ну тут все понятно, древние, повторюсь, ребята практичные. Если ты придумал себе бога огорода и плохо ему помолился, морковка у тебя не взойдет. Это плохо, но не смертельно: ты можешь ее купить, обменять на собственную жену, украсть и т.п. А вот если ты придумал себе бога войны и плохо ему помолился—ну, шанса исправиться тебе не дадут.
Так что юноша в диком поле с точки зрения статусной зоны—это не мужчина, а магическое потустороннее существо с задачей убивать. “Кровавый” во многих индоевропейских языках (например, английское bloody)—это словечко, функционально близкое к мату. Магическим символом такого существа в индоевропейской традиции является волк/пес: отсюда, к примеру, мифы об оборотнях. Отсюда же—тематика ругательств (сука, кобель и т.д., сам мат в определенной среде называется “песьей лаей”). То есть хочешь жестоко оскорбить мужчину—скажи ему, что он волк, маргинал, (либо по поведению, либо рожден волчицей-сукой). Отсюда же вся заморочка с гомосексуализмом: в одно и то же время в одном и том же греческом обществе сосуществуют Фиванский непобедимый отряд, состоящий исключительно из любовников (и Фивы этим гордятся), и преследование Сократа за педерастию., в результате которого он выпил йаду:) Объясняется все просто: на границе с женщинами проблемно, а еще холодно, голодно и хочется к маме, плюс умереть ты можешь в любой момент, и у тебя товарищ под боком с теми же волнениями и потребностями. Так что в маргинальной зоне гомосексуализм естественен, в ряде обществ типа спартанского и фиванского—даже обязателен. Но если ты с таким “уставом” придешь в статусную зону—тебя мягко горя не одобрят. Продемонстрировав свою волчью сущность с статусной зоне любым способом (будь то драка или педерастия—несущественно), ты с античной точки зрения принесешь “приграничную радиацию”, скверну, тем самым испортив карму места. По этой причине гомосексуальная тематика занимает в хит-параде ругательств почетное второе место после волчьей:)
Итак, молодой юноша—существо бесполое, это не человек, а волк. Он на изображениях всегда безбород, длинноволос, вооружен легким “пацанским” оружием и нечист. Похожая штука—с незамужними девушками: они до замужества также пола не имеют (тут своя специфика, о девах и жрецах—в следующем посте). Поэтому и изображаются маргиналы в манере унисекс. Этот способ изображения работает всю историю развития культуры, от наскальных росписей до современных гламурных журналов. Этот же способ считается “гламурным” и “красивым” потому, что отбор спутника жизни проходит на маргинальной стадии развития личности. Поэтому художник, изображая безбородого, с мягкими чертами лица Ахиллеса на вазе, не имеет в виду ничего оскорбительного. Поэтому же скальд, рассказывающий, как Ахиллес наряжался в женское платье, чтобы не идти на Троянскую войну, не рискует получить в глаз даже от самого Ахиллеса. Поэтому же мужественный и героический Ахиллес пол-Илиады трахает Патрокла, а потом еще и плачет над его могилой. Маргинал не может быть “пидарасом” просто в силу того, что пола у него нет:) Все оскорбительные заморочки по поводу пола—из статусной зоны, когда человека (т.е. женатого мужчину) магически приравнивают к волку и тем самым портят ему карму.Что происходит дальше? Волчонок учится, набирается ума-разума и героических плюсов в карму, пока эти плюсы не достигают критической массы. Для этого, понятно дело, надо сходить за тридевять земель, замочить Кощея и добыть себе Василису. Только после этого инициационная волчья стадия завершается, и волк получает право стать человеком, т.е. получить статусное оружие, поселиться в статусной зоне и завести семью. Волк магически умирает, и появляется человек, собственно man. Он уже обязательно женат (женитьба—это обязательное условие, своеобразный обряд “обтирания топора” и очищения от скверны), бородат, коротко стрижен и носит двуручник (либо как вариант меч и щит), так что все рыцарские легенды о мальчиках, вытаскивающих меч из камня, как раз о магическом превращении. И собственно вопрос пола встает только сейчас.
Берем любую сказку. Некий Иван-царевич уезжает, устраивает кровавую баню и добывает себе жену. Все. Что было до—рассказчик не объясняет, потому что 10-летний и 20-летний Иван-царевич—это разные люди с разными именами. Что было после—рассказчик тоже не объясняет, потому что после этой истории Иван-царевич умер, а его место занял Иван-царь, и эти ребята—тоже абсолютно разные ребята. Дитя-царевич—оно, Иван-царевич—волк, Иван-царь—он. Причем такое превращение происходит каждый раз, когда мужчина выходит из статусной зоны в маргинальную, поэтому все походы на войну и возвращения домой по сей день сопровождаются однотипными в разных культурах ритуалами. Активно воюющий античный мужик мог умирать десятки раз за свою жизнь:) В случае с баром и “выйдем—поговорим” происходит то же самое, но уже на подсознательном уровне.
Ну а теперь по сабжу, в качестве иллюстрации. Иоанн—самый младший из апостолов, так что он маргинал по определению. К тому же его история (а значит—его инициация с последующим превращением в мужчину) фактически начинается уже после Тайной вечери, до распятия Христа он функционирует как “бесплатное приложение” к остальным. Поэтому на абсолютно всех изображениях в католической традиции он длинноволос, безбород и изображен в манере унисекс. Тут культурный код даже сработал дважды. Во-первых, общая тенденция восприятия никуда не делась, а во-вторых, главный тезис Ренессанса—это возрождения античности, так что тут еще повлиял, что называется, античный тренд.
http://www.yaplakal.com/forum2/st/0/topic375673.html
ОтветитьУдалить